затерялись твои истоки, закатилась твоя звезда,
на казенной усталой тройке не умчать в голубую даль,
на губах твоих соль и горечь, и не смыть никаким вином...
ночью тихо приходит море и стучится в твое окно.

ты живешь на четвертом; морю нету дела до этажей.
вот не верил, ковчег не строил, а теперь-то поздняк уже,
подоконничный кактус счастлив и мутировал в анемон,
и виднеются чьи-то снасти, где полвека курился смог.

остается - бултых с балкона, да по азимуту - вперед,
по послушным упругим волнам, вплавь, бегом, или просто вброд,
под тобой в глубине - теченья, словно кракен, сплелись в клубок,
проникая в тебя сквозь вены и на миг становясь тобой.

оставайся таким навеки, отрасти чешую и хвост,
неразумные человеки свою гордость пустили в рост,
разучились смотреть и слышать, только так было не всегда:
из воды мы когда-то вышли, наше тело - и есть вода.

... к девяти ты домой вернешься, в голове пустотой звеня.
надо снова привыкнуть к легким, кислород по крови гонять,
ночью снова стучится море, много сотен ночей подряд.
на губах твоих соль и горечь. бабам нравится, говорят.
​(c) wolfox​​​

в декабре встаешь, как водится, раньше солнца, выдыхаешь дрему в зимний застывший мир. фонари за автострадой мигают сонно, под ногами снег замешан и пересолен, разлипаются ресницы, в ушах звенит. город ночью - полу-сказка и полу-призрак, золотистая придуманная метель. чей-то след в сугробе - кошка? собака? гризли? по кустам чихает кто-то слегка капризно, и, фырча, топочет лапами в темноте.



чей-то след - нагнись, попробуй, испей водицы! чуть подтаяло да светится по краям. зазвенел трамвай, в ветвях шелохнулась птица, кто умрет? воскреснет? кто-то опять родится? лучше сядь, а то до конечной опять стоять.



старый год припал на задние в ожиданьи, по проспектам - тихий хруст ледяной крупы. кем ты был? кем нынче стал? кем уже не станешь? сказка скалит зубы - полно, нас не обманешь, по утрам в снегу - раздвоенный след копыт.
(с) wolfox

***
Добро должно быть с кулаками,
Добро суровым быть должно,
Чтобы летела шерсть клоками
Со всех, кто лезет на добро.

Добро - не жалость и не слабость,
Добром дробят замки оков.
Добро - не слякоть и не святость,
Не отпущение грехов.

И смысл истории - в конечном,
В добротном действии одном:
Спокойно вышибать коленом
Не уступающих добром!

С.Ю. Куняев (1959)


( и )

а за Стиксом, понимаешь, уж скоро лето,
а в Вальгалле макароны дают на ужин,
а Анубис сердце взвешивает, вздыхая.

тут - сложнее. тут ты робок, устал, простужен,
от соседей снова пахнет борщом с котлетой,
у тебя же пахнет пылью с сушеным чаем.

а за гранью - там, конечно, всегда получше,
там светлей, теплей, уютнее, в чем-то проще,
может, даже сессии взяли и отменили.

ну а тут - все кошки серы, все мыши тощи,
здесь из каждых стен мохнатые видно уши,
в ванной комнате - веревка и чье-то мыло.

вот уехать бы куда-нибудь - скажем, в Бристоль,
трость купить, пальто, поселиться в старинном доме,
привидений распугать на чужих аллеях...

мир твой держит тебя, как птенца, на одной ладони,
на другой - голубиные перья, песок и листья,
и вторая ладонь, мне кажется, тяжелее.

(с) wolfox

август - тихие птицы у самой калитки,
на ветвях золотые и медные слитки,
длиннокосая девочка шепчет молитву -
небо слышит ее.

август - колокол бьется, как пульс у запястья,
звездопады, браслеты из ниток на счастье,
по провинциям ходят посланники власти,
собирают свое.

август - жаркое марево, спелые сливы,
стук копыта, прозрачная легкая грива,
что мы взяли за лето - то все принесли вам,
мед, хлеба, молоко.

август - тявканье рыжих лисят под стеною,
крыши белых беседок пропитаны зноем,
и дворцы по столице все строят и строят -
вышел новый закон.

август - время побегов. в межвременьи топком
потеряют следы, не найдут наши тропы,
будут горы, овраги, бездонная пропасть -
только эхо вокруг.

август... сон. полумесяц на кончике рога,
кто свободен и дерзок - тот знает дорогу,
бархат шерсти: боишься? не бойся, потрогай...
здравствуй, август, мой друг.

(с) wolfox

Они приходят - из сумерек, из ночных теней,
С дна пруда, затянутого ряской,
С улиц, где крошатся камни оград,
Где погасли все фонари, и в последнем бьется сгорающий мотылек, и тянет дымом.
Не пытайся делать вид,
Что они пришли не к тебе.
Они приходят. Их глаза черны и пусты,
Пальцы сухи и тонки,
Еще можно узнать, кем и чем они были,
Еще можно различить - они одеты как были одеты,
Они движутся, как двигались прежде,
Они несут в руках то, что ты и раньше видел в их руках.
Не пытайся делать вид,
Что ты их не помнишь.
Они говорят, и под их голосом
Ложится трава, и серый мох ползет по стенам,
Зацветает вода в пруду и даже в чашке,
Лица касается паутина,
Свеча в последнем фонаре дрожит и дает больше копоти, чем света. 
Не пытайся спрятаться. Не пытайся убежать.
Не пытайся делать вид, что их не существует.
Из сумерек, из ночных теней, из гнили и грязи, из самой холодной и страшной ночи
Приходят твои мертвые.
Выходи к ним.
Неси в руках огонь,
Неси должный хлеб и должную воду.
Отдай их голоду. отдай их жажде.
Помни: выслушать. Услышать. Успокоить. Отпустить.
Но помни - у них нет над тобой власти.
У них не может быть над тобой власти.
У них не должно быть над тобой власти.
Не давай своим мертвым больше, чем ты должен им дать.
Не бери от них больше, чем ты вправе взять. 
Вот - я стою в сумерках, и дрожит фонарь, и черные тени ползут по крыльцу,
И пахнет болотом и дымом.
Вот - стоит человек, когда-то державший меня за руку.
Вот - волной взбешенного озера стоит между нами
Его гнев, его обида, его ненависть, зависть и горе.
Вот - чашка у меня в руках и вода в этой чашке.
Я слушаю тебя.
Я слышу тебя.
Я - правда - тебя слышу.
Теперь твоя очередь - слышать меня.
Мертвый мой, мертвый, которому я должен, - вот моя вода.
Прости меня, у меня нет для тебя ничего больше.
Прости меня, я не отдам тебе ничего больше.
Возьми мою воду - или мой огонь,
То, что я могу тебе дать - или то, что я должен буду тебе отдать.
Ты не найдешь здесь ничего кроме.
Я не отдам тебе ничего кроме.
Я отпускаю тебя - так или иначе,
По твоей воле - или по моей.
Иди.
И не возвращайся.
(C) ​Ninquenaro ​​​

где-то там живет тот, кто мог быть мной,
он слегка веселый, изрядно злой,
и за голенищем, конечно, нож,
ну а как могло быть иначе?
он флейтист и вор, грубиян и хам,
верно, он смеялся б моим стихам,
у него синица всегда в руках,
а журавль ничего не значит.

он порою видит меня во сне,
но какого толку ему - во мне?
он - как ветер, я - словно горсть камней,
да и камни - речная галька.
он проснется затемно, до зари,
про меня ни слова не говорит,
только тускло что-то болит внутри,
только странно смешно и жалко.

но порой, когда застревает вдох
в узкой глотке; когда вдруг и дом - не дом,
друг - не друг, а сердце - мешок со льдом,
он приходит - беззвучно, молча.
тихо скалясь из-за моих зрачков,
бьет кому-то морду моей рукой,
обманув и правила, и закон,
наплевав на сто тысяч прочих.

а потом, спокойно - "держись, не ной,
ты, в конце концов, ведь могла быть мной,
так легло небесное домино,
так сложился пасьянс однажды."
и уходит прочь. ну а я - держусь,
(в животе - голодная злая жуть) -
но - живу, пишу, с кем-то там дружу,
остальное - уже не важно.

порою мне, честно, хочется сказать "отстань" и дать ему в рожу,
но как-то глупо бить свое же лицо, правда, Боже?

(с) wolfox

затерялись твои истоки, закатилась твоя звезда,
на казенной усталой тройке не умчать в голубую даль,
на губах твоих соль и горечь, и не смыть никаким вином...
ночью тихо приходит море и стучится в твое окно.

ты живешь на четвертом; морю нету дела до этажей.
вот не верил, ковчег не строил, а теперь-то поздняк уже,
подоконничный кактус счастлив и мутировал в анемон,
и виднеются чьи-то снасти, где полвека курился смог.

остается - бултых с балкона, да по азимуту - вперед,
по послушным упругим волнам, вплавь, бегом, или просто вброд,
под тобой в глубине - теченья, словно кракен, сплелись в клубок,
проникая в тебя сквозь вены и на миг становясь тобой.

оставайся таким навеки, отрасти чешую и хвост,
неразумные человеки свою гордость пустили в рост,
разучились смотреть и слышать, только так было не всегда:
из воды мы когда-то вышли, наше тело - и есть вода.

... к девяти ты домой вернешься, в голове пустотой звеня.
надо снова привыкнуть к легким, кислород по крови гонять,
ночью снова стучится море, много сотен ночей подряд.
на губах твоих соль и горечь. бабам нравится, говорят.
​(c) wolfox​​​